Семь
талантов моего друга детства
Память не признаёт давности потерь и вот уже более
четверти века возвращает меня в Ташкент 50-х и 60-х годов. В те далёкие дни
буйно цвела наша большая дружба.
Жили мы недалеко друг от друга. Я – в авиагородке ГА в
двухэтажном многоквартирном доме напротив переезда, а он – на улице
Локомотивной, сразу за железной дорогой, которую построили пленные немцы.
Дом № 12 прятался за деревянным забором, редкие
прохожие могли видеть только крышу. Но я-то знал: в небольшом дворике вьются
виноградные лозы, а дорожку к крыльцу сопровождают цветы.
К Женьке Емельянову, так звали моего лучшего друга, я
заходил запросто в любое время. Его отец работал бухгалтером где-то далеко за
городом, возвращался домой поздно. Сёстры, старшая и младшая, учились во вторую
смену, возле плиты неутомимо трудилась энергичная, весёлая Женькина мама. Мой
друг её очень любил и, годы спустя, вспоминал о ней во многих стихотворениях. В
одном из них есть такие строчки: «Говорили, что Ольга
Васильевна – женщина сильная…»).
Когда мы оставались одни, Женька включал «радиолу» и
ставил пластинки – мы слушали джаз и итальянские песни. Я уже знал: Женька –
человек музыкальный, у него отменный слух. Это его первый потрясающий талант.
Он, не зная нотной грамоты, виртуозно играл на аккордеоне, подбирая любую
мелодию на слух. Позже, в юношеские годы, он «перешёл» на гитару и стал
сочинять песни. Как ни запомнить: «На улице Гоголя клёны Надели
свой дивный наряд!» Запомнил я и другую, очень непростую песню, когда он, смеясь,
рассказал, что побывал в комнате смеха:
«Кривые зеркала смеются над нами,
Кривые зеркала кривляются
сами!
Но к ним мы приходим,
Но их мы находим,
Когда нам становится грустно…»
Женька стал писать стихи. Свои первые опыты он послал
в газету «Комсомолец Узбекистана». В обзоре молодому
«А розы – розы тихо умирали
В кровавой, липкой лужице вина…»
В зрелые годы Женька соберёт свои лучшие стихи и
переводы в сборнике «Память».
Отдельным, особым талантом я считал его необыкновенное
умение легко и красиво танцевать. При том, что он
постоянно жаловался на боль в ноге. Имею в виду не танцы в парке КОР, где мы, высматривая, кого бы из девчонок пригласить,
кружились на танцплощадке друг с другом. Женька ходил в танцевальный кружок
Дворца железнодорожников и выделывал на сцене такие кренделя – я вместе со
зрителями от восторга ахал. Он несколько раз брал меня «на гастроли» своего
самодеятельного коллектива – мы ехали в автобусе куда-нибудь под Ташкент, и в
районном Доме культуры происходило песенно-плясовое театральное действо.
Блистал Женька и как актёр в самодеятельных
драматических постановках. На одной из них, в городе Алмалыке,
мне посчастливилось побывать. Грим и соответствующий костюм преобразили моего
друга: он превратился в пожилого отца семейства. Как он важно вышагивал, как
убедительно говорил! Все хлопали долго и от души. Я тогда подумал: а ведь
Женька даже внешне похож на знаменитого актера Щепкина – в учебнике литературы
есть его портрет.
В самодеятельной среде у Женьки было много друзей. С
одним из них, Генкой Коткиным, будущим главным
режиссёром театра г. Кургана, он любил сражаться в шахматы – или у Генки дома
(он жил рядом с парком КОР) или в зелёной парковой
беседке для настольных игр.
Все его друзья знали ещё об одном таланте моего друга:
он был первоклассным фотографом. Благодаря Женьке, и я научился настоящему
фотоделу. Во дворе Женькиного дома была устроена небольшая фотолаборатория. Мы
закрывались в ней, включали красный свет, и… начиналось фотоколдовство.
Но прежде чем развести проявители и закрепители, нужно было «освоить»
фотокамеру – точно угадать выдержку и диафрагму. Да и многое другое! Снимать
при любом освещении – это не так-то просто. Больше всего мы любили ночные
съемки. Или вечерние – на осенних аллеях на сквере
возле Университета. И почти круглый год «охотились» ФЭДом
или ФОТОКОРом на величественное здание Театра им. Алишера Навои. Нас завораживали рассказы взрослых: это
беломраморное сооружение построили по проекту архитектора Щусева пленные
японцы. А на площади, где совсем недавно шумел разноголосый
Пьян-базар, разлетаются струи сказочного фонтана.
На съёмках возле Театральных колонн у нас возникало
особое настроение, мы делились сокровенным. Вспоминаю
наш разговор. Я признался: «Завтра иду в этот театр!» – «Без меня?» – удивился
Женька. – «В порядке исключения, извини… Я иду с девочкой». – «Да? Кто же она?»
– «Оля Секирина». – «Счастливчик! А ты помнишь Таю Шишкову из нашего класса? Я
тоже приглашу…»
Всё, о чём я рассказываю в коротких заметках, да и все
остальные неведомые мне события щедро откладывались в памяти моего друга. Я
убедился в этом, перечитывая его книги. Он был настоящим писателем-романистом.
Он говорил мне: «Чтобы по-настоящему о чем-то
рассказать, нужно много знать, много видеть. Кем я только ни работал – и
обходчиком вагонов, и слесарем, и продавцом, и осветителем на киностудии! Где я
только ни побывал – разве что до Владивостока не добрался! А ведь мало знаю,
мало что видел!» Книжные полки его домашней библиотеки ломились от книг, а он
покупал и покупал…
Начинал он с рассказов. Один из них – «Двое в Аксыхете» был напечатан в альманахе «Молодость». Помню, как
восхищался этим рассказом известный писатель Вильям Александров: «Такое
ощущение, что ты побывал в настоящей пустыне!»
Писал он жадно и легко, даже установил себе норму –
пять страниц в день. Одна за другой в издательстве «Каракалпакстан» выходили
его книги – «Последние дни лета», «Василика», «Хорошие люди», «Дороги зовут».
Вторую и третью часть романа «Последние дни лета» издала в 1985 году его жена
Алла. Уже после смерти писателя…
Сердце не выдержало высокого напряжения. Ведь он был
ещё и журналистом – писал очерки, репортажи, статьи… Газету он любил, всегда
считал себя истинным газетчиком. Я помню его статьи в «Алмалыкском
рабочем» и «Сельской нови» (Суздальский район Владимирской области). А в
последние годы все свои силы он отдавал газете «Советская Каракалпакия».
В журналистике, как и во всём, он был
неистово-добросовестным, непримиримо честным. Всю жизнь он искал хороших,
добрых людей. Откровенно радовался, когда их находил, и взрывался, как бомба,
если обнаруживал черствость или обман. Мне запомнилась его небольшая заметка в
газете «Шекснинская правда» (в те годы он служил в армии и сотрудничал с
газетами Вологодской области). Он описал увиденное в зимнем
заснеженном поле: чьи-то заботливые руки обозначили тропу ёлочными веточками –
иначе во время метели можно сбиться с пути и замерзнуть…
Так и мой друг всеми своими талантами спешил
обозначить верную, надёжную тропу хорошим, настоящим людям.
http://mytashkent.uz/2009/03/30/rodom-iz-tashkenta/